https://meduza.io/feature/2018/03/27/segodnya-prezident-ne-politicheskiy-a-sakralnyy-institut
Общественный договор, если мы вспомним исходную идею этой метафоры, причем трех авторов — Локка, Руссо и Гоббса, из которых Гоббс для нас, социологов, главный, — это не договор между обществом и властью. Суверен ни с кем не договаривается, это люди договариваются между собой о том, что им нужен суверен, чтобы они друг друга не поубивали. Множество атомизированных и воюющих друг с другом индивидов превращается в общество в тот момент, когда индивиды обменивают свою естественную свободу убивать на гражданскую свободу не быть убитым. Вот это общественный договор — и он всегда про безопасность и никогда про колбасу. Это всегда про то, чтобы на улицах не стреляли, чтобы вы были уверены в том, что сосед не сможет вас грохнуть в подъезде.
— А какие специфические тенденции можно выделить в России?
— Например, мы видим, что количество друзей и знакомых у людей растет. Это то, что называется «уровень социального капитала». Условно говоря, количество контактов в вашей записной книжке, которым вы можете позвонить и попросить об услуге и которые могут, соответственно, позвонить и попросить об услуге вас.
— А люди соотносят свое экономическое положение с политической ситуацией?
— Это забавно, потому что друг с другом напрямую не бьются представления об экономической ситуации в стране в целом и лично у себя. Нет такой связи, что те, у кого все хорошо, думают, что и в стране все хорошо. И точно так же люди, которые считают, что экономически страна катится в ад, совсем не обязательно считают, что политически она катится в ад. Нет, это абсолютно не бьющиеся между собой вещи.
— Роботам они доверяют больше, чем людям?
— Гораздо. Вы своему смартфону доверяете больше, чем своему депутату.
...я преимущественно говорю о стратегиях поведения людей. Нас интересуют не социальные классы, а поведенческие кластеры.
— Вы делите общество на кластеры, исходя из того, как люди действуют в той или иной ситуации?
— Да. Соответственно, для нас нет общества как социальной структуры, для нас есть разные игровые поля: люди здесь играют так, а здесь — так. В плане заработка они действуют так, в плане образования детей — так, в плане политических действий — так. Иногда между полями находится взаимосвязь, и тогда мы говорим: «О, смотрите, как любопытно: вот, у нас сформировался такой-то кластер, поведенческая группа — они используют сходные стратегии в поиске дополнительного заработка и в том, куда отдать ребенка учиться». Но сказать, что есть устойчивые, монолитные социальные группы, нельзя.